Євдокія Петрова прилетіла до Австралії в 1951 році разом зі своїм чоловіком, третім секретарем радянського посольства в Канберрі. Вона працювала шифрувальницею дипломатичної місії, будучи, як і її чоловік, кадровим офіцером НКВД.

Після смерті Сталіна в березні 1953 року Берія зазнав поразки в боротьбі за владу, був заарештований і незабаром розстріляний. Разом з ним були арештовані його найближчі співробітники, в апараті держбезпеки почалися чистки.

Володимир Петров, побоюючись за свою безпеку, зв'язався з представниками австралійської контррозвідки і попросив політичного притулку в обмін на надання секретних відомостей якими він володів. Дружину Петров до відома не поставив, очевидно збираючись втікати без неї.

У той же день Євдокію Петрову проти її волі насильно затягли в СРСР літак,який летів до СРСР. Викрадення було проведено максимально незграбно і шумно. Знімки тендітної жінки, яка чинила запеклий опір, втратила в метушні туфлю, яку під обидві руки утримують два здоровенних мужика, миттєво з'явилися в австралійських г.....х. Скандал розгорівся неабиякий...

Новина та знімки дійшли до прем'єр-міністра Австралії Роберта Мензіса. За його особистим розпорядженням під час посадки літака з Євдокією на дозаправку в аеропорту міста Дарвін, на борт піднялися представники австралійської поліції. Вони роззброїли радянських "дипломатів" і звільнили Євдокію.

Надалі подружжя Петрови отримали політичний притулок в Австралії.

Куда улетел Олимпийский мишка и какова была его дальнейшая судьба, рассказывает «АиФ».

История создания талисмана

История создания образа олимпийского Мишки началась с 1977 года, когда в стране через программу «В мире животных» и редакцию газеты .......... спорт» был проведён опрос населения, где зрителям предложили выбрать символ Олимпиады. Практически единогласно предпочтения были отданы медвежонку Мише. После утверждения образа талисмана был сделан заказ лучшим художникам страны. Итоговый вариант был выполнен иллюстратором детских книжек Виктором Александровичем Чижиковым. Его вариант среди 60 медвежат, вышедших в финал, понравился и президенту МОК того времени лорду Киланину. Организационный комитет Московской олимпиады выбрал в качестве символа именно это животное, поскольку ему присущи такие характерные для спортсмена качества, как сила, упорство и смелость.

К Олимпийским играм был создан шестиметровый резиновый талисман — аэростат «Олимпийский Мишка». Первоначально его планировали изготовить в Москве в НИИ резиновой промышленности, но из-за больших габаритов Мишки процесс изготовления был перенесён в филиал института, расположенный в Загорске (ныне — Сергиев Посад). Для испытаний и на случай возникновения непредвиденных обстоятельств было сделано два дубликата.

Торжественное открытие Олимпиады-80 в Москве.
А канцлеру «Ниву» подарить. 40 лет назад в Москве проходила Олимпиада
Подробнее
Проект «Медведь»

По замыслу организаторов, олимпийский Мишка должен был взлететь высоко в небо во время церемонии закрытия. В апреле 1979 года в подмосковном городке Жуковский в Центральныом Аэро-Гидродинамическом институте (ЦАГИ) начались работы по проекту «Медведь». Перед группой учёных была поставлена задача обеспечить подъём талисмана в воздух. Мишка не просто должен был взлететь над стадионом вертикально вверх. Достигнув определенной высоты (3,5 м от верхнего края трибун), он должен был как можно скорее покинуть стадион, не задев при этом чашу с Олимпийским огнём.

Поначалу инженер Александр Трусов предложил отказаться от куклы и нарядить человека в костюм медведя, привязав его к шарам, накачанным гелием. Испытание проходило на подмосковном аэродроме Кубинка-2. Трусов сам пошёл на испытание и надел костюм (его изготовили на фабрике меховых игрушек в украинском городе Жёлтые Воды) и отправился в полёт. Первый полёт прошёл успешно, после чего было решено провести следующий эксперимент в условиях, максимально приближенных к требуемым: сумерки, подъём на 30 метров (высота трибун Лужников). Но в этот раз на высоте ста метров Олимпийский Мишка неожиданно развернулся, пролетел 50 метров, а затем стал резко уходить вверх, исчезнув из поля зрения.

После этого инженерами была разработана система так называемых «несущих шаров». Суть её заключалась в следующем: перемещаясь определённым образом, шары способствовали смещению центра тяжести объекта (Мишки), что, в свою очередь, позволяло с достаточной степенью точности контролировать направление полёта. Двигаясь определённым образом, воздушные шары смещали центр тяжести объекта в нужную сторону. Контролировать направление полёта должен был оператор в кабине в правой задней лапе. Но на испытании этого варианта кукла потеряла управление, пролетела над горящим олимпийским факелом и вспыхнула. Инженер Игорь Артамонов, который сидел в кабине, скончался от полученных ожогов. Тогда было решено закрепить шары только на верхних лапах и ушах, чтобы медведь не переворачивался.


СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
Олимпийский факт. Любопытные случаи из истории главных стартов четырехлетия
До сих пор доподлинно неизвестно, что произошло с Олимпийским Мишкой после того, как он августовским вечером 1980 года покинул арену «Лужники» и скрылся в небе. Был ли он пилотируемым аппаратом или просто огромной резиновой куклой с воздушными шарами — никто точно не знает.

Известно лишь, что после церемонии закрытия спустя несколько часов куклу-талисман нашли на Воробьёвых горах и отвезли на склад. Осенью 1980 года к советскому правительству обратилась одна западногерманская фирма с предложением купить резинового Мишу за 100 тыс. немецких марок. Однако в приобретении талисмана фирме было отказано. Некоторое время Мишка был выставлен в павильоне «Юный техник» ВДНХ, а потом хранился в подвале Олимпийского комитета, где его через несколько лет съели крысы.

30 жовтня у Росії відзначається День пам'яті жертв політичних репресій. Як сину репресованого, мені відрадно, що серед моїх російських друзів по ........ багато людей, які вважають правильним та необхідним збереження та поширення правди про політичні репресії. Я вдячний їм за підтримку мого біографічного роману “Камінь”, заснованого на спогадах та документах родичів і знайомих про колективізацію, індустріалізацію, голод, репресії, війну та інші події в СРСР 1920-х – 1940-х років. У той же час, не можу не відзначити і того факту, що саме в Російській Федерації, мабуть, найбільше людей, які намагаються своїми образливими постами в Інтернеті звинуватити мене у фальсифікаціях і тупості, які заперечують репресії, вважають терор благом. Через їхнє хамство і войовниче заперечення негативних наслідків репресій мені неприємно розміщувати розділи роману в російських соціальних мережах, хоча я роблю це в розрахунку на донесення наявної в мене інформації до неупереджених читачів. Сьогодні продовжую публікацію глав мого роману про голод в Україні 1932-1933 років, як одного з найбільш кричущих актів масових репресій, що призвели до величезних людських жертв. Представляю продовження блоку про голод паралельно російською та українською мовами.

Экспроприация зерна
(глава из биографического романа «КАМЕНЬ», автор - Владимир Шабля).
1933 год, февраль. Томаковка.

В составе продотряда было 10 человек, включая школьников. Руководитель этой группы Степан Сайко и её комиссар Иван Мордин щеголяли в кожанках. У первого через плечо болталась винтовка, а у второго на ремне висела большая кобура с наганом. Остальные же активисты представляли в основном комитет бедноты. Они были одеты, кто во что горазд. Оружия у них не было; вместо него эти члены продотряда носили щупы – длинные, заточенные с одного конца, стальные пруты с ручкой.
Средоточием мероприятия выступала подвода, которая служила и средством передвижения для членов продотряда, и транспортным средством для перевозки конфискованного добра.
Когда Петя с Машей вышли на улицу, они увидели подводу неподалёку.
– По местам! – бросил клич Сайко, – едем к Хижнякам! Нужно разворошить это кулацкое гнездо!
Мужчины и подростки залезли на бричку, и лошадь размеренным шагом потянула свой груз по дороге. Под стук колёс Петя принялся обдумывать предстоящее мероприятие.
«Нужно вести себя достойно, ведь я буду представлять советскую власть, – размышлял мальчик, – и в то же время необходимо всячески помогать продотрядовцам, не посрамить высокое звание пионера».
В его голове возникали яркие картины, на которых разжиревшие наглые куркули, будто бы сошедшие с кумачовых плакатов, без дела лежали на печи, наслаждаясь сытой жизнью. Рядом возникали и эксплуатируемые этими классовыми врагами бедные женщины, которые им прислуживают. Перед мысленным взором представали также хорошо замаскированные огромные склады с зерном, стада коров и свиней.
«И что же я должен делать? – вдруг возник у подростка логичный вопрос. – Обыскивать помещения, или что-то говорить?»
Петя попытался вообразить процедуру изъятия зерна: как продотряд зайдёт в дом, как потребует сдать зерно в закрома Родины, как будет выявлять припрятанное. Но сколько он ни старался – никак не мог найти нормальных, человеческих, цивилизованных способов это сделать: всё время выходило какое-то грубое, насильственное действо. И уж подавно мальчик не видел своего с Машей места в мероприятии.
«Ладно, нечего изобретать велосипед! – одёрнул сам себя парнишка. – В конце концов, на то и есть старшие товарищи, чтобы знать, каким образом нужно действовать».
Он посмотрел на облачённых в полувоенную форму, решительно настроенных руководителей продотряда и успокоился:
«На месте всё прояснится; надо просто довериться опыту этих людей», – заключил он.
Ехать пришлось долго, поскольку усадьба Хижняков находилась на дальней околице посёлка. Петя редко бывал в этой части населённого пункта, а потому с интересом рассматривал окрестности. По мере продвижения подводы всё больше стало встречаться бедных домов под соломенной крышей и дворов, совсем не огороженных заборами. Наконец выехали на улицу, где жили Хижняки. Как ни оглядывался Петя по сторонам, в этой забытой Богом части посёлка на глаза ему попался лишь один мужик. Атмосфера периферийности и какой-то забитости незаметно накрыла всё вокруг.
– А вот и дом нашего куркуля! – радостно известил членов группы её руководитель, показывая рукой на конечный пункт путешествия.
– Тпррру! – дал конюх команду лошади, и та потихоньку притормозила.
Продотрядовцы начали привычно друг за другом спрыгивать с подводы, а пионеры, не зная, что им делать, продолжали глазеть на указанный Сайко двор. Внешне он был поопрятнее по сравнению с соседними, но богатством явно не блистал.
«Забор точно такой же, как у нас, и ..... очень похож на родительский, только чуть меньше», – отметил про себя Петя.
Навскидку внешний вид усадьбы свидетельствовал о среднем достатке обитателей, и это как-то не вязалось с общепринятым представлением о кулацком хозяйстве. Но логически завершить свои размышления сейчас пареньку не судилось.
– А вам что, особое приглашение нужно?! – разразился ругательством Стеблецов, вываливая налитые кровью бычьи глаза на подростков, – а ну, быстро за работу!
Мальчик и девочка спрыгнули на чуть прихваченную морозцем землю. Будучи неуверенными в своих дальнейших действиях, они проследовали во двор за остальными членами группы.
Антон! Кирилл! – крикнул Мордин двум рядовым продотрядовцам, – поширяйте щупами в саду и огороде, а мы пока побеседуем с самими куркулями да осмотрим строения.
Те бросились в сад и стали то здесь, то там вонзать щупы в землю. А комиссар присоединился к Стеблецову, который что есть силы колотил кулаком по входной двери.
– Открывай! Пришла расплата за ваши кулацкие грехи! – Иван несколько раз стукнул ручкой нагана по лутке окна, отчего стёкла жалобно задребезжали.
Спустя десяток секунд дверь со скрипом отворилась.
– В чём дело? – спросил растерянный хозяин, переводя взгляд с вооружённых руководителей отряда на каких-то отрешённого вида рядовых комбедовцев, а потом на перепуганных пионеров.
– Хлебозаготовка, – отрывисто сказал Сайко, – изымаем зерно, предусмотренное к сдаче государственным планом.
– Побойся Бога, Степан! Ничегошеньки уж не осталось! – взмолился Валерий Хижняк, перегораживая своей фигурой вход, – ведь третий раз забираете! Дети голодают!
В запале он хотел было потребовать документы на обыск, но вовремя спохватился, припомнив предыдущие свои споры с продотрядовцами: когда мужчина попытался противиться им в первый раз, то просто схлопотал по морде, а последнее посещение едва не закончилось арестом.
– Отойди, куркуль! – сквозь зубы процедил Мордин, испепеляя Хижняка ненавидящим взглядом и направляя на него наган.
Хозяину дома ничего не оставалось, как только освободить проход.
Сайко решительно переступил порог и сразу же, не обращая внимания на охваченных ужасом домашних, взялся заглядывать в сундук, стол и шкаф, шарить по углам, простукивать пол и стены. Его примеру последовали комиссар, Стеблецов и ещё два активиста-комбедовца. Последние потянули за собой внутрь хаты также Петю с Машей, которые стали возле входа, испуганно наблюдая за происходящим.
Суета разбудила спящего в люльке младенца и он принялся орать. Чтобы его успокоить, старшая сестрёнка лет восьми от роду подошла к кроватке и сунула в рот братику сложенную в виде соски тряпку с каким-то содержимым. Тот немного сбавил интенсивность рыданий.
По истечении нескольких минут продотрядовцам пришлось признать, что поиски не дают результатов. Разозлённый этим, Сайко вдруг резко остановился и хряпнул кулаком по столу.
– Лучше сами покажите, где прячете зерно! – с какой-то холодной яростью прошипел руководитель продотряда, в упор смотря на супругу Хижняка Анну.
– Господь с вами! Вы же сами забрали всё под метлу, – заплакала женщина, а затем, резко развернувшись к пришельцам, запричитала: – Какое зерно? Посмотрите на нас – одна кожа да кости! Да сколько ж можно издеваться над людьми?! Да что ж мы вам сделали?! Никого не трогаем, а всё равно виноваты!
«Дзень!» – раздался вдруг звук разбивающейся посуды.
Это комиссар Мордин в сердцах смахнул со стола стоявший там кувшин с водой. Осколки разлетелись по полу; брызги полетели во все стороны.
Данное событие, видимо, послужило для домочадцев сигналом к высвобождению зажатых страхом эмоций. Как по команде заплакали все находящиеся дома четверо детей и старушка. Последняя начала молиться и взывать к продотрядовцам:
– Побойтесь Бога! Никогда такого не было, чтоб последний кусок хлеба отымать! Да что ж у вас, сердца нет, что ли?!
– Дяденька, у нас нет зерна! – заныл малыш лет шести, прячась за юбкой матери.
– Заткнитесь, кулацкое отродье! – взорвался Сайко, с силой толкая оказавшийся случайно рядом стул.
Тот повалился на бок, но в ответ коллективный плач лишь усилился.
Открылась входная дверь. На пороге появились Антон с Кириллом. Руководитель отряда и его комиссар тут же вопрошающе посмотрели а них.
– Нашли? – с надеждой спросил Степан.
– Ничего, – виновато ответил Кирилл, разводя руками и потихоньку проходя внутрь комнаты.
– Так какого чёрта вы сюда пришли?! Продолжайте искать! – приказал Иван, указывая своим подручным пальцем на дверь.
Те поспешно ретировались, а руководители продотряда, будто бы подхлёстнутые очередной неудачей, взялись с удвоенной энергией переворачивать всё в доме вверх тормашками. Объятые страхом, Петя с Машей вжались в стену. Они находились в таком состоянии, что и сами готовы были в любой момент расплакаться.
Расходившийся не на шутку Сайко в отчаянии схватил стул и, став на него, принялся шарить руками по верхней площадке печки. Вдруг его лицо расплылось в злорадной ухмылке.
– Есть! – выкрикнул он, доставая небольшой кувшин.
У руководителя продотряда рука была набита: он сразу же почувствовал, что сосуд не пуст. Когда находка оказалась на столе, Степан заглянул внутрь и увидел там фасоль. Звериный восторг отразился в его глазах.
– Все сюда! – завопил он. – Иван, пиши акт изъятия! Костя, неси мешок! Пионеры, будете понятыми!
– Не губи! Оставь хоть это! – взмолилась хозяйка дома, бросаясь в ноги руководителю и плача навзрыд, – больше у нас нечего есть!
– Прочь, куркульня! – оттолкнул её Сайко и женщина повалилась наземь. – Закончилось ваше время! Теперь наша взяла! Мы вас уничтожим как класс!
Анна, лёжа на полу, всхлипывала, периодически судорожно содрогаясь всем телом. По щекам Валерия Хижняка прокатились две крупные капли. Все остальные члены семьи тоже плакали.
Не выдержал такого зрелища и Петя. Слёзы брызнули у него из глаз. Не обращая внимания на команды и окрики продотрядовцев, он, сломя голову, кинулся на улицу.
Подросток бежал и бежал, периодически утирая рукавом зарёванные глаза и щёки. Он не понимал, куда и зачем бежит, не чувствовал усталости, не воспринимал окружающего мира. Какая-то незнакомая доселе опустошённость охватила всё его естество.
Очнулся мальчишка только дома. Он лежал на своей кровати и машинально продолжал вытирать льющиеся слёзы.
«Это неправильно! Так не должно быть!», – наконец, оформилась в мозгу лишь одна, заслонившая всё остальное, мысль.
Петя ещё долго лежал в одиночестве, силясь хоть как-то разобраться в своих противоречивых чувствах. Но эти попытки каждый раз заканчивались тупиком. И только спустя час он мало-помалу стал оправляться от стресса.
«Больше никогда не пойду с продотрядовцами!» – дал себе зарок пионер, засыпая.

Експропріація зерна
(розділ із біографічного роману «КАМІНЬ», автор – Володимир Шабля).
1933 рік, лютий. Томаківка.

У складі продзагону було 10 чоловік, включно зі школярами. Керівник цієї групи Степан Сайко та її комісар Іван Мордін хизувалися в шкірянках. У першого через плече бовталася гвинтівка, а у другого на ремені висіла велика кобура з наганом. Решта ж активістів представляли в основному комітет бідноти. Вони були одягнені, хто на що здавсь. Зброї у них не було; замість неї ці члени продзагону носили щупи – довгі, заточені з одного кінця, сталеві прути з ручкою.
Осередком заходу була підвода, яка слугувала і засобом пересування для членів продзагону, і транспортним засобом для перевезення конфіскованого добра.
Коли Петя з Марійкою вийшли на вулицю, вони побачили підводу неподалік.
– По місцях! – кинув клич Сайко, – їдемо до Хижняків! Пора розворушити це куркульське гніздо!
Чоловіки і підлітки залізли на бричку, і кінь розміреним кроком потягнув свій вантаж по дорозі. Під стукіт коліс Петя почав продумувати майбутній захід.
«Треба вести себе гідно, адже я буду представляти радянську владу, – розмірковував хлопчик, – і в той же час необхідно всіляко допомагати продзагонівцям, не осоромити високе звання піонера».
У його думках поставали яскраві картини, на яких пузаті нахабні куркулі, що нібито зійшли з кумачевих плакатів, без діла лежать на печі, насолоджуючись ситим життям. Поруч виникали й експлуатовані цими класовими ворогами бідні жінки, які їм прислужують. Уява малювала також добре замасковані величезні склади з зерном, стада корів і свиней.
«І що ж я повинен робити? – раптом виникло у підлітка логічне запитання. – Обшукувати приміщення, чи щось говорити?»
Петя спробував уявити процедуру вилучення зерна: як продзагін зайде в будинок, як зажадає від куркулів здати зерно в засіки Батьківщини, як буде виявляти приховане. Але скільки він не старався – ніяк не міг знайти нормальних, людських, цивілізованих способів це зробити: весь час виходило якесь грубе, насильницьке дійство. І вже поготів хлопчик не бачив свого з Марійкою місця в заході.
«Нехай, нічого винаходити велосипед! – обсмикнув сам себе хлопчина. – Врешті-решт, на те і є старші товариші, щоб знати, яким чином потрібно діяти».
Він подивився на одягнених у напіввійськову форму, рішуче налаштованих керівників продзагону і заспокоївся:
«На місці все проясниться; треба просто довіритися досвіду цих людей», – розсудив він.
Їхати довелося довго, оскільки садиба Хижняків знаходилася на далекій околиці селища. Петя рідко бував у цій частині населеного пункту, а тому з цікавістю розглядав округу. У міру просування підводи все більше стало траплятися бідних будинків під солом’яною стріхою і дворів, зовсім не обгороджених парканами. Нарешті виїхали на вулицю, де жили Хижняки. Як не озирався Петя по сторонах, в цій забутій Богом частині селища на очі йому попався лише один мужик. Атмосфера периферійності та якоїсь затурканості непомітно накрила все навколо.
– А ось і будинок нашого куркуля! – радісно сповістив членів групи її керівник, показуючи рукою на кінцевий пункт подорожі.
– Тпррру! – дав конюх команду коневі, і той потихеньку пригальмував.
Продзагонівці почали буденно один за одним зістрибувати з підводи, а піонери, не знаючи, що їм робити, продовжували витріщатися на вказаний Сайком двір. Зовні він був охайнішим у порівнянні з сусідніми, але багатством вочевидь не виблискував.
«Огорожа точно така ж, як у нас, і хатинка дуже схожа на батьківську, тільки трохи менша», – відзначив про себе Петя.
На око зовнішній вигляд садиби свідчив про середній достаток мешканців, і це якось не в’язалося зі загальноприйнятим уявленням про куркульське господарство. Але логічно завершити свої роздуми зараз хлопчині не судилося.
– А вам що, особливе запрошення потрібне?! – вибухнув лайкою Стєблєцов, викочуючи налиті кров’ю бичачі очі на підлітків, – ану, швидко за роботу!
Хлопчик і дівчинка зістрибнули на злегка прихоплену морозцем землю. Будучи невпевненими у своїх подальших діях, вони прослідували на подвір’я за іншими членами групи.
Антоне! Кириле! – рикнув Мордін двом рядовим продзагонівцям, – поширяйте щупами в саду та на городі, а ми поки побалакаємо з самими куркулями та оглянемо будівлі.
Ті кинулися до саду і стали то тут, то там встромляти щупи в землю. А комісар приєднався до Стєблєцова, який щосили бив кулаком по вхідних дверях.
– Відкривай! Прийшла розплата за ваші куркульські гріхи! – Іван кілька разів стукнув ручкою нагана по лутці вікна, від чого скло жалібно забряжчало.
Через десяток секунд двері зі скрипом відчинилися.
– В чому справа? – запитав розгублений господар, переводячи погляд із озброєних керівників загону на якихось збайдужілого вигляду рядових комбідівців, а потім на переляканих піонерів.
– Хлібозаготівля, – уривчасто сказав Сайко, – вилучаємо зерно, передбачене до здачі державним планом.
– Побійся Бога, Степане! Нічогісінько вже не залишилося! – благав Валерій Хижняк, перегороджуючи своєю фігурою вхід, – адже втретє забираєте! Діти голодують!
У запалі він хотів було вимагати документи на обшук, але вчасно схаменувся, згадавши попередні свої суперечки з продзагонівцями: коли чоловік спробував опиратися їм уперше, то просто дістав по морді, а останнє відвідування ледь не закінчилося арештом.
– Відійди, куркулю! – крізь зуби процідив Мордін, спопеляючи Хижняка ненависним поглядом і направляючи на нього наган.
Господарю хатини нічого не лишалося, як тільки звільнити прохід.
Сайко рішуче переступив поріг і відразу ж, не звертаючи уваги на охоплених жахом домашніх, взявся заглядати в скриню, стіл і шафу, нишпорити по кутках, простукувати підлогу й стіни. Його приклад наслідували комісар, Стєблєцов і ще двоє активістів-комбідівців. Останні потягли за собою всередину хати також Петю з Марійкою, котрі стали біля входу, злякано спостерігаючи за тим, що діється.
Метушіння розбудило спляче в колисці немовля і воно почало кричати. Щоб його заспокоїти, старша сестричка років восьми підійшла до ліжечка й сунула в рот братику складену у вигляді соски ганчірку з якимось вмістом. Той трохи зменшив інтенсивність ридань.
Через декілька хвилин продзагонівцям довелося визнати, що пошуки не дають результатів. Розлючений цим, Сайко раптом різко зупинився і хряпнув кулаком по столу.
– Краще самі покажіть, де ховаєте зерно! – з якоюсь холодною люттю прошипів керівник продзагону, в упор дивлячись на дружину Хижняка Ганну.
– Господь з вами! Ви ж самі забрали все під мітлу, – заплакала жінка, а потім, різко розвернувшись до прибульців, заголосила: – Яке зерно? Подивіться на нас – одна шкіра й кістки! Та скільки ж можна знущатися над людьми?! Та що ж ми вам зробили?! Нікого не чіпаємо, а все одно винні!
«Дзень!» – пролунав раптом звук від посуду, що розбивається.
Це комісар Мордін в серцях змахнув зі столу глечик з водою, який там стояв. Осколки розлетілися по підлозі; бризки полетіли на всі боки.
Ця подія, напевно, послужила для домочадців сигналом до вивільнення затиснутих страхом емоцій. Як за командою заплакали всі четверо дітей і бабуся, котрі перебували вдома. Остання почала молитися і взивати до продзагонівців:
– Побійтеся Бога! Ніколи такого не було, щоб останній шматок хліба віднімати! Та невже ж у вас серця нема?!
– Дядьку, у нас немає зерна! – заскиглив малюк років шести, ховаючись за спідницею матері.
– Заткніться, куркульське поріддя! – вибухнув Сайко, з силою штовхаючи стілець, який випадково опинився поруч.
Той повалився на бік, але у відповідь колективний плач лише посилився.
Відкрилися вхідні двері. На порозі з’явилися Антон з Кирилом. Керівник загону і його комісар одразу ж запитально подивилися на них.
– Знайшли? – з надією спитав Степан.
– Нічого, – винувато відповів Кирило, розводячи руками і потихеньку проходячи всередину кімнати.
– Так якого біса ви сюди прийшли?! Продовжуйте шукати! – наказав Іван, вказуючи своїм підручним пальцем на двері.
Ті поспішно ретирувалися, а керівники продзагону, нібито підхльоснуті черговою невдачею, взялися з подвоєною енергією перевертати все в будинку догори дриґом. Охоплені жахом, Петя з Марійкою втиснулися у стіну. Вони перебували в такому стані, що й самі готові були в будь-який момент розплакатися.
Тим часом Сайко, який розходився не на жарт, в розпачі схопив стілець і, ставши на нього, почав нишпорити руками по верхній площині пічки. Раптом його обличчя розпливлося в злорадній усмішці.
– Є! – вигукнув він, дістаючи невеликий глечик.
У керівника продзагону рука була набита: він відразу ж відчув, що посудина не порожня. Коли знахідка опинилася на столі, Степан зазирнув усередину і побачив там квасолю. Звіряче захоплення відбилося в його очах.
– Усі сюди! – заволав він. – Іване, пиши акт вилучення! Костю, неси мішок! Піонери, будете понятими!
– Не губи! Залиш хоч це! – благала господиня будинку, кидаючись у ноги керівнику і плачучи навзрид, – більше у нас нічого їсти!
– Геть, куркульня! – відштовхнув її Сайко і жінка впала додолу. – Закінчився ваш час! Тепер наша взяла! Ми вас знищимо як клас!
Ганна, лежачи на підлозі, схлипувала, періодично судорожно здригаючись усім тілом. По щоках Валерія Хижняка прокотилися дві великі краплі. Всі інші члени сім’ї теж плакали.
Не витримав такого видовища й Петя. Сльози бризнули у нього з очей. Не звертаючи уваги на команди й окрики продзагонівців, він стрімголов кинувся на вулицю.
Підліток біг і біг, періодично витираючи рукавом зарюмсані очі та щоки. Він не розумів, куди й навіщо біжить, не відчував утоми, не сприймав навколишнього світу. Якась незнайома досі спустошеність охопила все його єство.
Отямився хлопчина тільки вдома. Він лежав на своєму ліжку і машинально продовжував витирати сльози, що лилися з очей.
«Це неправильно! Так не повинно бути!» – нарешті оформилася в мозку єдина думка, яка затулила все інше.
Петя ще довго лежав на самоті, силкуючись хоч якось розібратися в своїх суперечливих почуттях. Але ці спроби щоразу закінчувалися тупиком. І тільки через годину він мало-помалу почав відходити від стресу.
«Більше ніколи не піду з продзагонівцями!» – дав собі слово піонер, засинаючи.

Полтора века назад инстинкт самосохранения народа сработал, несмотря на то, что алкогольный раздражитель в те годы по нынешним меркам можно назвать трезвостью: дети, подростки до двадцати одного года и женщины не пили во​обще, а мужчины за год выпивали не больше двух-трёх лит​ров спиртного в год. И тем не менее в 1859 году разразилась самая настоящая антиалкогольная битва горожан и крестьян (в ту пору ещё крепостных) против 146 откупщиков — именно стольким людям в империи разрешалось, как сейчас бы ска​зали, контролировать денежные потоки от производства и продажи алкогольных изделий.
О той войне умалчивают учебники, хотя её баталии шли на территории 17 губерний, от Ковенской на западе до Саратовской на востоке. Ещё одна её особенность: выступления народа никто не организовывал, полководцев она не вы​двинула, людьми управляла стихия, та самая побудка которая подсказала: так жить нельзя, надо сражаться!
Что же представляла собой откупная система? Если одним словом, то — кабалу: каждый селянин или горожанин припи​сывался к определённому кабаку, и если он не выпивал сво​ей «нормы» и сумма от продажи оказывалась недостаточной, то недобранные деньги взимали с окрестных дворов. Того же, кто не хотел или не мог вернуть «долг», секли кнутом в назидание другим.
Аппетиты откупщиков росли, росли и цены. В 1858 году ведро сивухи вместо прежних трёх рублей стали продавать по десять (в то время червонец — месячная зарплата рабоче​го). В конце концов, крестьяне объявили бойкот торговцам, и не столько из-за жадности, а из принципа: видя, как один за другим односельчане пополняют ряды пьяниц, которым уже не до работы, сельские сходы решали: в нашем селе никто не пьёт.
Противная сторона приняла вызов и сбавила цены. Ра​бочий люд не откликнулся на «доброту». Тогда шинкари, чтобы сбить трезвеннические настроения, стали предлагать вино… бесплатно. Тщетно! «Не пьём!» — этот лозунг мгно​венно распространился по всей России. К примеру, в Балашовском уезде Саратовской губернии в декабре 1858 года 4752 человека отказались от употребления спиртного. Ко всем кабакам в Балашове приставили караул от народа для наблюдения, нарушавших зарок штрафовали или подвер​гали телесному наказанию по приговору народного суда. К хлеборобам присоединились и горожане: рабочие, чи​новники, дворяне. Поддержали трезвость своих прихожан и священники, что не на шутку испугало виноделов и тор​говцев зельем, и они пожаловались правительству.
Участниками 1-го Трезвенного движения были государственные крестьяне, к ним присоединились помещичьи и удельные крестьяне, городские низы, отставные солдаты и некоторые другие слои общества. Началось всё с возникновения в августе 1858 года в Виленской и Коменской губерниях обществ трезвости, которые к лету 1859 распространились на 32 губернии России, преимущественно северо-западные, центральные и поволжские.
Крестьяне на сходках принимали решения не пить вина, а нарушителей подвергать денежным штрафам и телесным наказаниям. В мае 1859 народ разошёлся не на шутку и перешёл к массовому погрому питейных заведений.
В марте 1859 года министры финансов, внутренних дел и государственных имуществ издали распоряжения, суть их сводилась к запрету… трезвости! Местным властям предпи​сывалось не допускать организации обществ трезвости, а уже существующие приговоры о воздержании от вина уни​чтожить и впредь не допускать. Чтобы утихомирить бунт, хозяева питейных заведений снижали цены на водку, и даже выставляли её бесплатно — бесполезно. По просьбе правительства, Священный Синод рекомендовал священникам временно воздержаться от обличения пьянства в проповедях — не помогло. И только войскам удалось усмирить трезвенное движение.
Власти уповали на законопослушность людей, на авто​ритет государства. А получили — бунт! По России прокати​лась волна погромов. Начавшись в мае 1859 года на западе страны, в июне волнения докатились и до Волги. Крестьяне громили питейные заведения в Балашовском, Аткарском, Хвалынском, Саратовском и во многих других уездах. Осо​бенный размах погромы приобрели в Вольске. «Вольск — городок — Петербурга уголок», — так пословица отметила ухоженность поселения, изобиловавшего архитектурными шедеврами. 24 июля трёхтысячная толпа разбила там вин​ные выставки на ярмарке. Квартальные надзиратели, по​лицейские, мобилизовав инвалидные команды (солдат в отставке) и воинов 17-й артиллерийской бригады, не смогли утихомирить толпу. Восставшие разоружили полицию и солдат, выпустили из тюрьмы заключённых. Только через несколько дней прибывшие из Саратова войска навели по​рядок, арестовав 27 человек (а всего по Вольскому и Хвалынскому уездам в тюрьму бросили 132 человека). Всех их следственная комиссия осудила на основании лишь голо​словных показаний кабацких сидельцев, оговоривших под​судимых, якобы расхищавших вино (громя кабаки, бунтов​щики не пили вино, а выливали его на землю). Историки от​мечают, что не зафиксировано ни одного случая воровства, деньги под шумок расхищали сами служащие питейных за​ведений, а пропажу списывали на восставших.
С 24 по 26 июля по Вольскому уезду было разбито 37 пи​тейных домов, за каждый из них с крестьян взяли большие штрафы, и кабаки были восстановлены. В документах след​ственной комиссии сохранились фамилии осуждённых борцов за трезвость: Л. Маслов и С. Хламов (крестьяне села Сосновка), М. Костюнин (с. Терса), П. Вертегов, А. Володин, М. Володин, В. Сухов (с. Донгуз). Принимавших участие в трезвенническом движении солдат по суду велено было, «лишив всех прав состояния, а нижних чинов — медалей и нашивок за безпорочную службу, у кого таковые есть, нака​зать шпицрутенами через 1000 человек, по 5 раз, и сослать в каторжную работу на заводах на 4 года».
Всего же по России в тюрьмы и на каторгу отправили 11 тысяч человек. Многие погибли от пуль: бунт усмиряли войска, получившие приказ стрелять в восставших. По всей стране шла расправа над теми, кто отважился протестовать против спаивания народа. Судьи свирепствовали: им велели не просто наказать бунтовщиков, а покарать примерно, что​бы другим неповадно было стремиться «к трезвости без офи​циального на то разрешения».
Но власть имущие понимали, что усмирить силой можно, а вот долго сидеть на штыках — неуютно. Требовалось закре​пить успех. И правительство, подобно героям популярной кинокомедии, решило: «Кто нам мешает, тот нам и поможет». Откупную систему продажи вина отменили, вместо неё вве​ли акциз. Всякий желающий мог производить и продавать вино, заплатив налог в казну. Во многих сёлах нашлись пре​датели, которые, чувствуя за спиной поддержку штыков, продолжили войну против трезвости иными, «мирными» методами.
Антиалкогольный бунт побудил правительство положить конец откупной системе, которая была отменена в 1861 году и заменена акцизами.
Существует мнение, что трезвенное движение привело к росту самосознания народа, что вынудило царское правительство отменить крепостное право в 1861 году. На кабаках, как находящихся под защитой государства, и приносящих государству значительный доход, ставились государственные гербы. Пользующиеся монопольным положением откупщики, отказывались продавать простое вино, разбавляли его по своему усмотрению, произвольно повышали цены, при этом зарабатывая огромные деньги. Всё это, наряду с другими причинами, вызывало недовольство народа, которое могло вылиться в крестьянскую войну.
…Через четверть века общества трезвости снова воз​никли во многих губернских и уездных городах России. На​ступление на «зелёного змия» пошло со всех сторон. Купцы делегировали в Государственную Думу самарского хлебо​промышленника Михаила Дмитриевича Челышева, громив​шего с думской трибуны уже не кабаки, а саму идею потреб​ления спиртного. Самарский же крестьянин Иван Чуриков пропагандировал религиозное воздержание от алкоголя. «Растворённым бесом» назвал алкоголь всероссийский па​стырь Иоанн Кронштадтский. Сотни трезвеннических газет и журналов подготовили почву для принятия «сухого закона» в 1914 году.
Потерпевшие поражение в 1859 году взяли реванш через полвека. Хотя война сторонников и противников «пьяного образа жизни» продолжилась и после 1914 года. Собственно, с юридической точки зрения «сухого закона» не было. Просто император Николай II разрешил органам самоуправления сворачивать на своих территориях торговлю вином и вод​кой, причём сходы начали закрывать кабаки ещё до начала Первой мировой войны, боевые действия лишь подхлестну​ли процесс отрезвления страны: во всех городах и сёлах сами люди объявляли «зелёного змия» вне закона. Уровень потребления с четырёх литров чистого алкоголя на душу на​селения в 1913 году упал почти до нуля в 1915 году.
Почти, потому что остались лазейки. Продавалось вино в ресторанах. Не считалось спиртным пиво (как нам это знако​мо!). В том же Вольске, где наиболее рьяно шло уничтожение кабаков в 1859 году, в 1916 году снова вспыхнула борьба, уже на юридическом поле. Пивовар Леонид Васильевич Вормс, пользуясь тем, что полутораградусное пиво не подпадало под запрет, затоварил им все торговые точки. Это не понравилось горожанам — они ходатайствовали перед губернатором. Сер​гей Дмитриевич Тверской только руками развёл: не в моей это власти. Вормс на всякий случай подстраховался и нашёл врачей, кои лжесвидетельствовали: пиво — безвредный напи​ток. За трезвенников вступилось земство и потребовало от Вормса убрать с прилавков пиво. Тот ёрничал: надо тогда и конфеты с ликёром запретить (в общем-то мысль здравая: кондитерские изделия со спиртным приучают детей к алко​голю!). «Славянское пиво» пивовар переименовал в «Славян​ский солодовый напиток», но и его запретили употреблять солдатам, квартировавшим в Вольске. Вормс пожаловался губернатору. Но грянула революция, спор так и не завершил​ся. В 1919 году большевики пошли на попятную, разрешив вино, а в 1924 году и водку, прозванную в народе «рыковкой» по фамилии уроженца Саратова, в то время председателя правительства Алексея Ивановича Рыкова, незадолго до того лечившегося в Германии от… алкоголизма.

Почему передача получила такое, на первый взгляд, странное название? На самом деле "Голубой огонек" появился неслучайно. Шоу вышло в эфир в 1962 году: к тому моменту на смену деревянных телевизоров с маленьким экраном пришли "Рекорды". Они отличались не только размером, но и кинескопом. И хоть изображение оставалось черно-белым, у экрана появилось голубоватое свечение, с которым, собственно, и связано название популярной телепередачи.

Конкуренция

Первыми ведущими "Голубого огонька" стали актер Михаил Ножкин и певица Эльмира Урузбаева. В качестве приглашенной звезды попасть в проект было непросто. Оно и неудивительно, эта программа была новогодней, а значит смотрела ее вся страна Конкуренция за место в составе среди исполнителей была настолько сильной, что в одном из первых выпусков даже звезду того времени Людмилу Зыкину с песней "Течет река Волга" показали лишь небольшим отрывком.

Особенности

Изюминкой телепередачи стала непринужденная атмосфера, созданная при помощи серпантина, "Советского шампанского" и расставленных на столиках гостей угощений. Помимо артистов в шоу приглашали и других значимых людей. Так, ни один "Голубой огонек" не обходился без космонавтов. Причем они не просто сидели, а активно участвовали в шоу. До самой гибели Юрий Гагарин оставался главным персонажем новогодней телевизионной программы.

Модернизация

Постепенно выпуски новогодней программы становились все искусственнее. Когда появилась возможность записи, эфиры стали снимать частями и заранее. Участники и гости сидели за столиками и хлопали исполнителю номера так, как будто они его только что видели, хотя номер записывался в другой день.

Даже угощения с напитками столкнулись с новой реформой: вместо шампанского начали наливать подкрашенную воду, а фрукты и сладости производили из папье-маше.

А поскольку непременным атрибутом любого праздника в советские времена был богатый стол, по-настоящему праздновать большинство граждан Советского союза стали лишь тогда, когда была окончательно отменена карточная система, а в магазинах появилось достаточное количество продуктов.

Кроме того, советский Новый год был, по сути, праздником городским. Это и понятно: для деревенского жителя что 31 декабря, что 1 января ничем от других зимних дней не отличаются. От выполнения обязательных ежедневных сельских работ если и можно было отказаться, то никак не ради ежегодного праздника – а только по гораздо более редкому поводу, например, ради свадьбы или по случаю рождения ребенка.

Поэтому говорить о всенародной традиции встречи Нового года можно только с начала 1960-х годов, когда доля городского населения в стране превысила долю сельского. К тому же именно в 60-е, с началом хрущевской «оттепели» право на частную жизнь и частные праздники начинает не просто признаваться, но и входить в официальную идеологию. А поток молодых специалистов, хлынувший строить новые города и заводы, принес с собой и городскую традицию встречи Нового года.
Первой составляющей этой традиции стал непременный новогодний «Голубой огонек», транслировавшийся по первому общегосударственному каналу. С 1964 года он стал ежегодной новогодней передачей, и в течение двадцати лет именно песни и шутки из этой телепередачи сопровождали советский новогодний праздник.

Второй традицией в 1976 году стал фильм «Ирония судьбы, или С легким паром». Комедия Эльдара Рязанова не только прочно ассоциировалась с предновогодним вечером (ее показывали ежегодно), но и сама послужила источником некоторых традиций украшения дома к Новому году.

Третьей традицией стал продуктовый набор для новогоднего стола – так называемый «заказ». Поскольку расцвет общегосударственного отмечания Нового года пришелся на середину 70-х годов с их дефицитом, то основным источником продуктов были «заказы», которые выдавались по месту работы. Традиционно в «заказ» входили одна или две баночки шпрот, коробка шоколадных конфет, бутылка «Советского шампанского», батон варено-копченой или сырокопченой колбасы, пачка индийского чая «со слоном», мармелад «Лимонные дольки» и иногда – баночка красной икры. Тогда же как сугубо новогоднее лакомство стали восприниматься и мандарины: основную часть этих фруктов СССР получал в виде экспортных поставок из Марокко, где основной урожай созревает в ноябре-декабре.
Обычай ставить в доме к Новому году живую ель советская власть вновь начала пропагандировать лишь после 1935 года. Поскольку елки для продажи выращивались специально, они тоже были относительным дефицитом, и потому покупались при первой возможности, а не в удобное время. Обычной картиной в городах были люди, которые за полторы-две недели до Нового года везли в метро перевязанные бечевкой елки, купленные по случаю.

И конечно же, к новогодним традициям времен СССР можно отнести знаменитую фразу «Это – на Новый год!». Все тот же тотальный дефицит приучил советских граждан, что покупать необходимое нужно не накануне праздника, а когда подвернется случай – лучше пусть полежит. Продукты хранились в холодильнике или на балконе, вещи – в шкафах или на антресолях, елки – подвешенными за окном или на том же балконе. Почти все члены семьи знали, что кому будет подарено на праздник, но радость это не уменьшало: радовала сама возможность получить новую вещь.

И вот по телеэкрану плывут финальные титры «Иронии судьбы», шампанское ждет своего часа в холодильнике, на столе расставляются «заказные» шпроты и колбаса, а также непременные салат оливье и селедка под шубой (быстро, сытно и почти без использования дефицитных продуктов!). Гости приносят с собой домашние пироги, самодельные торты или еще что-то вкусное. Ведь стол, собранный вскладчину, тоже был советской новогодней традицией. Праздник обычно отмечали в широком дружеском кругу – так было и удобнее, и проще.
После застолья многие компании выходили на улицу – поиграть в снежки и подвигаться перед чаем с тортом. Нередко компании начинали кочевать по разным этажам дома. Особенно если дом был ведомственным или принадлежал предприятиям. В этом случае большинство жителей хорошо знали друг друга по совместной работе. Дети к этому времени обычно уже отправлялись спать: хотя январь и был временем новогодних школьных каникул, засиживаться далеко за полночь детям все-таки не позволяли.
Такими же традиционными, как оливье и мандарины, были новогодние «елки» – театрализованные представления для школьников, проводившиеся с середины декабря по середину января в городских Домах Культуры. Уровень представлений зависел от того, каких артистов удавалось найти организаторам, но самым главным удовольствием от посещения «елки» были подарки – наборы конфет, упакованные в нарядные картонные коробочки. Лучшей и главной «елкой» считалась та, что проводилась в Кремлевском дворце съездов. Билеты на нее в свободную продажу практически не поступали, а распределялись по предприятиям, доставаясь руководителям и передовикам производства. Уровень спектакля на этой «елке» был самым высоким, а подарки – самыми богатыми. И каждый год для них делались уникальные пластиковые упаковки, зачастую представлявшие собой маленькие копии кремлевских башен. Но и другие «елки» радовали детей не меньше – прежде всего из-за подарков. Нередко детям доставалась лишь часть лакомств из набора, а самые лучшие конфеты родители приберегали до новогодней ночи.

Новый год люди старшего поколения до сих пор вспоминают с ностальгией. Те, кто во времена позднего застоя был школьником, хорошо помнит радостное предчувствие, наполнявшее предновогодние дни. Ведь это была возможность попробовать редкие вкусности, получить в подарок какую-нибудь новую вещь и пообщаться с друзьями без всякой политической подоплеки – не то что 1 мая или 7 ноября! Может быть, именно из-за своей аполитичности Новый год и был самым желанным и радостным праздником.