Что на проспекте, что на кольцевой движение, будто все на
шопинг двинули. Коля, где подрезал, где под мигающий проскочил, и минут за сорок они до торгового центра добрались.
Жена в бутики рванула, а Коля после суток еле ходит. Она его за собой потащила, потом видит, что толку с него нет,
и со списком за продуктами отправила. И вот, она по примерочным, а он со списком среди полок ходит, продукты набирает.
Поднялся народ – в тележки все упаковками грузит, не протолкнуться. Сначала в автомобильный отдел поехал, коврик
для машины взял. Давно хотел, да все жена не давала. Потом в телевизоры завернул, где на большом экране кино показывают. Дурацкое кино – то дерутся, то целуются. Тут первый раз супруга и подскочила. Коврик выкинула. Потом хвастает:
– Смотри! – На ней пальто красное в белую клетку, на рукаве ярлыки болтаются. – Сразу видно Европа!
Знаешь, сколько оно раньше стоило? Какая фирма? А где сделано? – В Китае сделано, – пожал плечами Коля.
Жена вывернулась, куда-то подмышку заглянула – точно в Китае! И побежала его назад сдавать.
Коля коврик подобрал и поехал за продуктами по списку. И оказалось, что в углу божоле пробовать наливают грамм
по пятьдесят. Коля очередь отстоял, попробовал – так себе вино и закусить нечем. Едет дальше до колбасного ряда,
а там салями угощают. Лежат на блюде маленькие кусочки, как пятачки, и зубочистки воткнуты. Пробуй, товарищ!
И встал Коля на большой круг. Пятьдесят грамм божоле – сверху заплатка из салями. По пути продукты,
что подвернутся, в корзину кидает. На седьмом витке жена подбежала, в руке рейтузы синие висят стопкой.
– Ты чего, – говорит, – обалдел? Чего набрал? – И все продукты повыкидывала. Рассовала под полки, чтобы назад
не везти, и коврик туда же. Потом давай перед ним рейтузами вертеть.
– Вот, – говорит, – три уценки. Давай на всех возьму. Они унисекс. И маме подарим. Тебе какие больше нравятся?
– С такими рейтузами никакого секса вообще не будет. Только если у мамы.
Жена только рукой махнула, рейтузы в телегу вывалила и назад побежала, а Коля снова на круг стал.
С рейтузами этими ездить позорно. И вина больше нет. Кончилось божоле. Срубили фишку злые люди, пока он с женой
базарил. Только бутылки пустые стоят, и сухой завтрак пробовать дают – на вид как овечьи катышки, хоть и написано
на коробке, что с пятью витаминами. Дальше поехал – и салями доели. Там теперь какая-то толстая тетка книги про
похудение подписывает. Просто так ходить грустно. Колеса скрипят. Он свой коврик нашел, свернул потуже и на дно
спрятал, а повыше, чтоб на виду, второй пристроил, потом стал продукты отбирать уже точно по списку. Колбаса. Яйца.
Макароны. Соображает, чего еще взять. А тут видит, что к двум бутылкам водки по акции пакет сока дают.
И так ему чего-то сока захотелось. И в списке есть – три пакета.
В новой шляпке жена подходит и ярлык оторван – значит, купила и возвращать не будет, чтобы Коля ей не сказал.
И сразу к корзине. – Ты, – говорит, – с ума сошел? Куда столько водки набрал. Восьмое марта, что ли?
– Сама же сок написала. – Сок! А ты водки набрал!
Коврик автомобильный под яйцами углядела и сразу разоралась.– Ты меня достал!..– Сама смотри – к соку водка полагается!..
Вокруг народ собираться стал. Напротив курицу-гриль делают. Они этой курицы набрали, стоят, жуют и смотрят.
Тут жена второй коврик раскопала.– А! – кричит, – издеваешься, – и коврик этот швырнула так, что он вверху где-то на
трубах зацепился и повис. – Совсем нюх потерял, охламон! Коля и точно нюх потерял. Ну что вы хотите, не спать сутки?!
А если пить после ночной работы, пусть и божоле, то или валишься сразу, или злым становишься.
Разозлился Коля, рейтузы из-под макарон выхватил, поднатужился и разорвал три пары разом. По три брючины в каждой руке болтается.Тут охрана набежала.Один в рацию орет:– Первый, первый! У нас ситуация «восемь»!
Еще двое Колю держат. Он потрепыхался немного, потом видит – ребята здоровые и обмяк. – Так-таки сразу и «восемь»? –
ухмыляется.Хорошо жена трезвая. Новую шляпку поправила:– Оплачено, – говорит, – право имеем, – и чек показала.
– Ну, раз оплачено, – охранник отвечает, – рвите на здоровье, только в другом месте, а то люди волнуются.
Думают, что вы против выборов.Довели их до машины как под конвоем, Колю на заднее сиденье погрузили и не ушли, пока
супруги не уехали.У жены-то права есть. Купили. И педали показали, где какие. Всю дорогу жена машину вела и
одновременно на Колю орала, потому что боялась. Её, то подрежут, то притрут. Оббибикали всю. Но ничего, часа за
два доехали.А Коля что? Его в машине в тепле совсем разморило, домой приехал, спать лег. Ну а уж когда выспался,
пошел мириться.Вот до чего у нас народ поднялся. Раньше банально у пивного ларька от "ерша" доходили, а теперь все
культурно, в торговом центре среди бутиков от божоле да под салями. Потому что тогда "совок" был, а теперь Европа,
демократия и интеграция.Рейтузы только жалко. Дома сначала сшить хотели, да не получилось, не по шву Коля разодрал,
и их в машине вместо коврика постелили и ярлыки оставили. Чтоб знали, что мы теперь об их бутиковые тряпки ноги вытираем.
Жена, правда, до сих пор ворчит, Коля пашет, а она каталогов навыписывала, все прикидывает, когда следующая распродажа будет?!

Валька – прекупка… Скуповує у тих, хто не спродався… Чи у тих, хто поспішає: на електричку… автобус… маршрутку… Живе поруч – зручно!
Не любить вона тавра «перекупка»! От тому і називає себе… філософськи: «А я – що(?): дурніша за всіх!» І в цьому є свій резон.
Вдале місце проживання: навпроти переходу через вулицю Ахматової, де універсам «Позняки»… Народу!! Багато народу іде через цей перехід! Багато…
Тьотка Валька переливається кольорами щастя! Такими! Такими! Та куди тому світлофору!
- По п’ять, людоньки… По п’ять! Беріть! Це – недорого… Дощів немає… По п’ять, мущиночко… Женщіна, беріть! По п’ять – недорого… Добра… аж солодка! Беріть… З грядки тільки… Усе – своїми руками! Дєушка, беріть! По п’ять… Добра… Сама б їла! Якби не нужда… По п’ять, мальчик… По п’ять…

«Тьоткою» її назвав племінник Саша: син сестри – з Підлісного. Кудись там він поступав – год назад (таки – поступив!), то три дні жив у тітки… Сам пішов: Валька його на виганяла! Але сказав (дурна дитина!) щось таке, що стривожило її… Стривожило, бо не пойнятно сказав. Та що там балакать! Поступив на якогось… тьфу ти!... на… як же його?... а – філософа. Валька цього не по-ні-ма-є! Своїх вона направила – в діло! Син – збирає «корпусну мебель», а дочка… Дочка – робить манік’юри. Хароші знакомства… А то – філософ!
Так от! Воно (Сашко) сказало оте, що Валька ніяк не розшифрує… як же? Ааа! Сказав:
«Я люблю дівчат, жінок, бабусь… Але я не люблю… тьоток! А ви… а ви, тьотю Валю, – тьотка»! Сказав:
«Я іду від вас… до чужих людей, бо у вас (сказав) – рука трясеться, як ви мені… борщу насипаєте».
Оце останнє слово Вальці сподобалось: борщ – не наливається, а насипається! Так казали… кажуть… і будуть казать у Підлісному, де вона виросла (щоправда, селяни називають себе хведварцями, бо село було – Хведварь, та чогось совєцькій власті не понаравилась ця назва).
Та бог йому судія! Сашкові… Воно – молоде… Та ще й – як його? – а-а-а – філософ! Тьфу! Таке молов! Арістотель… Платон… Якийсь Канат! Стократ…
Якщо без брехні, то Арістотель їй припав до душі: слово нєжне таке… Платона вона знала… Був у селі дід Платон (Валька пам’ятає) – так той діжки робив… Польза: і йому, і людям… А Канат, Стократ, ще якісь… Як матюки… І пользи з них! Ото тільки – Арістотель… Ти бач, як придумали! Нєжне слово…

Радіє тьотка Валька! Купляють люди: по п’ять! Ну, не те щоб – гребуть, але беруть…
Дратують ці… прости Господи – інтелігенти. Спитає – і йде… Та поторгуйся ж ти! Так – ні! Пиха! І не розбереш: чи йому та цибуля треба, чи немає про що спитать…
Та й бабушки – дратують! Мацає-мацає-мацає… Шо там мацать! Треба – бери! А то – починають… От… була по два! – Була! Загула… Нема по два… Є – по п’ять! Хочеш їсти – бери! Не хочеш – приходь через місяць: буде по рублю… чи й дешевше…
Не любить Валька бабульок! Не любить взагалі усе жіноцтво: тих, хто хоч трохи кращий за неї, а тим більше – худіший… А кращі – майже усі! Те ж саме – і про худіших… Таких, як Валька, – мало.
Митька – чоловік – коли псіхне, то називає її шкафом… Дурний! Саме – худе, як глист…
Ой, добре! Оце торговля!
- По п’ять! По п’ять, людоньки! Беріть, бо… ніде немає… Беріть! Добра цибулька! З грядки… По п’ять! Дощів немає, то люди і не везуть… Беріть! Це недорого… А вода! Полить щодня… Беріть! – коментує, а то і галасує, не помічаючи того, тьотка Валька.
- Слухай! Ти ще довго тут… базарюватимеш? – де не взявся чоловік Митька. – Зять попав в аварію!
- А-а-а… Як попав? Шо з машиною?
- Шо-шо? – Гімниння! А зять…
- Як це – гімниння?! Її можна справить?
- Валя! Зять… Жорка…
- Шо ти мені… Беріть, люди! Беріть… По п’ять! Суша надворі! Жарить! По п’ять… Дощів немає…
- Валя! Жорка – тяжолий!
- Шо?
- Тьотка ти! Та ще й… дурна, як… пробка! – і Митька, махнувши рукою, побіг.
- По п’ять, мущинко, по п’ять… Беріть, бо завтра буде дорожче… По п’ять, дєвочка, по п’ять…

Вечір злизував залишки днини, з’ївши перед цим останні хрусткі промінці сонця, яке від такої безцеремонності ще довго червоніло за обрієм…

Ніч, загрозливо розкинувши крила та роззявивши пащу, опускалась на землю, готуючись за якусь мить увіп’ятись пазурами у того, хто щойно поласував хрусткою сонячною соломкою та залишками надвечір’я, щоб проковтнути його одним махом. Її (ніч) – зовсім не цікавили ціни на молоду цибулю, хоч Валька… тьотка Валька і продовжувала волати:
«По п’ять, людоньки! По п’ять… Беріть! Сама б їла…»

16.05.2013р.
Київ (Харківський масив)

Однажды на 5-ом курсе по циклу "детская онкология" мне дали курировать больную Катю М. Ds: Острый лейкоз.
Судьба вообще-то несправедливая штука, девочка была очень жизнерадостная, с огромными голубыми глазами,
мечтала, что когда вырастет, станет врачом и будет лечить детей. Хотя у смерти нету понятия "справедливость",
она находится наверно на другом измерении.
После окончания цикла я зашел попрощаться с Катей, пожелать ей удачи. Она лежала в палате одна. Подойдя к ней я
увидел неврологическую симптоматику что "прогнозис пессима", сразу сообщил дежурному врачу, но так-как в таких
случаях реанимацию не проводят, поставили ей обезболивающие. Когда я хотел выйти из палаты девочка открыла глаза
и тихо позвала меня. Я сел рядом, она обеими руками взяла мои руки и тихо спросила "Доктор, я ведь не умру, правда!?"
У меня комок подкатился к горле, я не смог произнести ни слова. На меня смотрели сине-голубые глаза девочки, и в них
я увидел ужас, страх, и в тоже время вселенское спокойствие. Взгляд порнизывал меня насквозь, как бы жалея нас,
людей с той стороны, оставшихся в этом мире. Я, как заворожённый, стал растворяться с ней в бездонной тишине.
Вдруг дрожь пробежала по телу девочки, она глубоко вздохнула... Я закрыл ей глаза и тихо встал.
На улице ярко светило солнце, щебетали птички, дул лёгкий весенний ветерок. Среди жухлой прошлогодней листвы
пробивались молодые росточки зеленой травы.Я глубоко вздохнул полной грудью, поднял голову вверх чтобы проглотить
ком в горле и увидел сине-голубое небо. И где-то далеко-далеко была единственное облачко, похожая на маленький ангел.
Я стал детским врачом-реаниматологом.

Где Петя переехал на 287-ю и при этом поехал в обратную сторону – на юг, я не понял,
но теперь это уже не важно. И вот он едет-едет, едет-едет, а вывески «Поконо» всё нет и нет.
Через два часа его Мила включает свою пилу: «Как можно было не взять карту? Как можно было не выяснить куда ехать?
Как я могла связаться с таким идиотом? Боже, как я могла так влипнуть?»
Тогда Петя думает: «Надо ехать быстрее, потому что на этой скорости она меня распилит раньше, чем мы доедем до
этих Поконо». Он нажимает на газ и едет так минут пять – не больше, потому что за ним появляется мент со своей
светомузыкой и требует остановиться. Петя, новый иммигрант со старыми привычками, хватает бумажник и бежит к менту.
Тот спокойно достает свой пистолет и говорит, что если Петя сейчас не сядет обратно в свою машину, он его убьет.
Петя не столько по словам, сколько по жестам, понимает, что с ним не шутят и возвращается в свою машину.
Мент прячет пистолет, выходит из машины, подходит к Петиной и говорит ему: «Дай мне свои водительские права» и
показывает на бумажник. Петя опять все понимает по-своему и достаёт из бумажника 100 долларов. Мент ему говорит:
«Если ты намерен мне дать не водительские права, а взятку на рабочем месте, то я на тебя надену вот эти наручники».
И показывает ему наручники. Мила, которая тоже не понимает, почему мент отказывается от 100 долларов, спрашивает:
«Петя, что он от тебя хочет?» Петя отвечает: «Я не знаю! Может предложить ему 200?»
Мила говорит: «Боже мой, почему я связалась с таким идиотом? Если ты не знаешь, сколько это стоит, так выясни у него!»
«Почему я идиот? – в очередной раз удивляется Петя. – Просто, когда мне показывают то пистолет то наручники, я немного нервничаю». «Так перестань нервничать и выясни!» – говорит Мила.
«Хорошо, я сейчас всё выясню! – говорит Петя, потом поворачивается к менту и, как его учили на курсах английского языка,
говорит: «Хэлло, ду ю спик инглиш?»
Мент удивленно: «Ду ай спик инглиш?!»
Петя ему: «Йес, ю! Ду ю спик инглиш?»
Мент – в полной растерянности, потому что никаких других языков кроме английского он не знает.
Мила говорит: «По-моему, он такой же идиот как и ты! Боже, как я влипла!»
Мент, между тем, приходит в себя, прячет пистолет и говорит Пете:
«Оk, where do you go, dude?» (куда ты едешь, умник?)
«I’m Petya, – отвечает Петя, как его учили на курсах. – What is your name?»
Мент, ничего не отвечая на Петин вопрос, берёт его телефон, смотрит, какой последний номер он набирал и звонит мне.
«Здравствуйте, – говорит он, – я полицейский такой-то, вы случайно не знаете Петю?»
Я честно отвечаю, что Петя мне хорошо известен, причем с детства.
«Прекрасно! – говорит мент. – Тогда ответьте мне на такой вопрос: не страдает ли ваш друг какими-то психическими
заболеваниями?» Я отвечаю, мол, нет, не страдает. «Может быть он перенес недавно, какую-то тяжелую психологическую
травму?» – продолжает настаивать мент. «Тяжелую психологическую травму, – отвечаю я, – Петя перенес 30 лет тому
назад, когда женился на той женщине, которая сейчас сидит справа от него. Но судя по тому, что он до сих пор её не
задушил, он – в прекрасной психологической форме». «Это я понимаю, как никто», – вздыхает мент.
«Просто он ещё не успел выучить английский, – добавляю я. – Отсюда все проблемы»
«Так где вы его ждете?» – спрашивает мент, и я объясняю где.
И тогда мент становится перед Петиной машиной и везёт его с мигалкой сто миль до 284-го экзита, где передаёт его мне,
как говорится, с рук на руки. Уже на даче я объясняю Пете, что у нас в Америке с ментами надо быть поосторожней,
потому что таки да могут застрелить на месте. «Я же говорю, что он идиот», – замечает Мила.
«Почему?» – не понимаю я. «Потому что никакой умный человек не поедет 100 миль, чтобы помочь такому Пете, как мой,
если он может его застрелить на месте и не иметь этой головной боли!»

Сели на велосипеды, а у кого его не было -
на раму и покатили вдоль шоссе к лесу. Вокруг зелено и над головой бескрайнее голубое небо, солнце и ты.
Весь в веснушках и рыжий, маленький совсем. Дорога будет нелегкой, но никого это не останавливает, ведь все знают,
что через полтора часа вы приедете на Карьеры, сделаете удочки и наловите рыбы - вот мама обрадуется!
Главное, успеть до того, как она с работы придёт. Потому что самое страшное, что может случиться в этом возрасте -
это услышать от маленького соседа Пашки:- Ванька, тебя мамка искала!И тогда все. Хотя что все? Ниразу ничего не было,
но сам факт устрашает. Рыба сегодня не ловится. Наверное дело в том, что батон, который ты должен был взять с собой
для приманки ты съел ещё выходя из подъезда. А на червя в этом месте ничего не клюёт. Но никто не расстраивается.
Все уже побрасали свои удочки и с криками полезли в воду плавать на упавшей сосне. Сколько прошло времени?
Час? Пять? Десять? Ты не думаешь о таких мелочах, просто наслаждаешься моментом. Понимаешь, что пора собираться
домой, когда мухи-слепни сменяются комарами, а солнце повисает над самым лесом и уже касается верхушек деревьев.
Домой!Обратно ехать гораздо тяжелее. Педали будто не хотят крутиться, но желание поскорее добраться до дома и сесть
за стол со всей семьей делает своё дело и ты во главе галдящей компании вкатываешься во двор.
Возле подъезда стоит мама в позе сахарницы и прищурившись смотрит на тебя, не говоря ни слова.
В одной руке у неё выбивалка, а под мышкой свернутый ковёр из твоей комнаты, который ты обещал выбить ещё во вторник.
Погрозив пластмассовой палкой мама загоняет тебя домой. Кушать и мыться.
Уже засыпая, ты слышишь как возле тебя гудят комары, но ты не в силах даже пошевелиться. Так устал за день.
А таких солнечных дней ещё целое лето, целое детство, целая жизнь!

Бутылка шампанского в загсе открываться отказалась наотрез. Пробка держалась за стенки горлышка так, как будто
от этого зависела ее жизнь. Пальцы приятелей жениха скользили по запотевшему после холодильника стеклу вместилища
праздничного напитка. – Надо по донышку рукой, – посоветовал дружка и тут же воплотил задуманное.
Наклонив бутылку и, как вскоре выяснилось, по роковому стечению обстоятельств направив ее горло прямо в огромный
живот новобрачной, он стал с силой бить ладонью по донышку сосуда. Шампанское ахнуло, словно мортира
на Севастопольской батарее. Пробка, срикошетировав от упругого чрева, обтянутого белым атласом, улетела куда-то
в соседний зал. А струя пенной, как из огнетушителя, жидкости щедро обдала новоиспеченную жену от пояса и ниже.
Пока оставшееся на дне бутылки вино раскапывали по бокалам, молодая, тяжело – как пингвин на кладке – присев,
отжимала подол.
– Воды отошли? – завидев мокрое платье новобрачной, радостно всплеснула руками бабушка мужа, дельфином вынырнув
из толпы родственников, что встречали свадебный кортеж у подъезда...
– Рано еще, старая карга, уймись, – зашипел внук, стараясь при этом крепкой рукой дотянуться до морщинистой шеи
старухи, но та увернулась, и ее тут же смыла толпа.
– В дом – достаток, нужда – за порог, – рявкнула какая-то тетка, метнув в воздух несколько увесистых пригоршней
затхлого зерна трудно определимого злака. Труха запорошила молодым глаза, как мартовская бешеная метель.
– Может... хватит этих... приколов? – с придыханием, борясь с подступающей к горлу тошнотой от токсикоза, просвистела
молодая, неистово моргая слезящимися глазами.
Впрочем, как вскоре выяснилось, злоключения ее только начинались. Коварно подкравшись к новобрачным под завесой
парящей в воздухе трухи, все та же бабушка с силой метнула из кулька прямо в грудь молодой доброе кило конфет
– на счастье. Твердая, как галька, карамель ударила в набухшие в ожидании цепких десен младенца соски с такой силой,
что молодая завыла от боли.
– На, родненькая, скушай. Может, полегчает, – сжалилась над ней незнакомая женщина, протягивая поднятую с земли
конфетку.
– Да когда ж вы их покупали, бабушка, конфеты-то эти? – простонала молодая, разглядывая фантик.
– На них же еще «Ленинград» написано?
– Ну не «Сталинград» же, – урезонил ее муж, решив вступиться за родную кровь.
Как только осела труха, молодым дали пригубить по рюмке водки. Саму посуду – опять же, на счастье – следовало разбить.
Первая попытка не удалась. Рюмки отскочили от земли, как теннисные мячи. Их поймали и снова с силой ахнули об асфальт.
Никакого результата. Тогда их стали давить каблуками. Рюмки выскальзывали из-под ног и, вертясь, как сваренные
вкрутую яйца, катались по асфальту. Молодая сообразила первой. Глядя прямо в лицо свекрови своими припухшими от
токсикоза и оттого похожими на крокодильи желтоватыми глазами, но обращаясь при этом к мужу, она леденящим душу
шепотом произнесла: – Спроси твою мать, почему она дала нам пластмассовые рюмки?
– Ну ты уж, правда, мать, даешь, – поддержал жену муж, и уши его зарделись от гнева.
– Да, конечно, – взвизгнула владелица необорных рюмок, испепеляя взглядом невестку, но тоже почему-то адресуясь к сыну,
– ты с ней через месяц разведешься, а я буду хрусталь из серванта бить?
– Неси тару, мать, – спокойно и оттого страшно выдохнул новобрачный. – Живо.
Полная решимости отстоять содержимое серванта, свекровь притащила из квартиры два граненых стакана.
На этот раз молодые действовали наверняка. Они швырнули стаканы об землю так, как будто хотели проломить асфальт
заодно с земной корой и зачерпнуть этими самыми стаканами магму из оливинового слоя.
– Глаза! – только и успела выкрикнуть теща, когда сноп осколков салютом взметнулся с земли.
Отсутствие жертв можно было объяснить единственно волей на то господа. К нему и поехали. Венчаться.
– Христос воскресе, батя, – радостно приветствовал священника молодой, насильно овладевая его рукой для крепкого
мужского рукопожатия.
– Август на дворе, сынок, – истово перекрестилась теща.
– Раз уж приперлись, надо по-ихнему здороваться, – огрызнулся новобрачный. – Причем здесь август?
– Как же так? Во блуде зачавши? – только и смог выдавить из себя служитель культа, растерянно глядя на, казалось,
заполнивший всю церковь огромный живот невесты.
– Это непорочное зачатие, – гыгыкнул молодой, сорвав смешок у публики.
– Радуйся, что я не еврейка. Я бы тебе сейчас собственными руками обрезание сделала, – пообещала молодая,
обводя помещение мутным взглядом свирепого, но обессилившего зверя.
– Не кощунствуйте в храме божьем, – откликнулся, то ли на «обрезание», то ли на «непорочное зачатие» священник,
рассматривая подозрительные желтые разводы на подоле новобрачной.
– Слушай, поп, я не виноват, что эта... (кинологический термин, обозначающий самку собаки) захотела венчаться,
– взревел молодой, тыча пальцем в жену. – И ты меня не зли. А то я сейчас над тобой совершу порочное зачатие.
Священник вздрогнул.
– У меня нервы не железные, – как-то примирительно добавил молодой, указав при этом на свои багровые уши.
Из церкви поехали в ресторан. Молодая сидела за столом прямо, как пограничный столб, боясь расплескать содержимое
собственного желудка. Ее муж больше налегал на водку. Праздник катился к своему логическому завершению,
когда приятели жениха выкинули фортель. Пошептавшись о чем-то между собой, они, воспользовавшись тем,
что молодой на миг отвернулся, подхватили уже не имевшую сил сопротивляться новобрачную под мышки и утащили
куда-то по коридору. Судя по запаху – в сторону пищеблока.
– Молодку украли, – умильно закивала головой сведущая в таких делах бабушка. – Муж заметит – будет выкупать.
Муж не заметил. Через полчаса теща фальшивым голосом театрально громко вопросила в пространство:
– И где же наша красавица?
Муж и тут не среагировал. Еще через полчаса дружка, уставший удерживать новобрачную на кухне, сообщил ему
о похищении открытым текстом.
– Да кто ж ее украдет такую? – содрогнулся молодой. – Поди где-нибудь в туалете. Водка-то еще осталась?
Эй, мать, дай-ка мне вон ту бутылку...
Еще через час, не имеющие возможности крикнуть «горько» гости стали скандировать:
– Не-вес-ту! Не-вес-ту!
Видя, что ему не дадут спокойно насладиться огненной водой, новобрачный злобно обвел взглядом зал.
Не обнаружив нигде свою раздувшуюся половину, он встал и заревел, адресуясь, по-видимому, к ней же:
– Если ты... (женщина легкого поведения, гетера, куртизанка – грубо-уничижительное) через пять минут не придешь,
я тебе всю морду раскровеню!
Свое обещание он подкрепил увесистым, со всего маху ударом по столу. Посуда на столе подпрыгнула, и покоившийся
на блюде поросенок, истекающий жиром, соскользнул прямо теще на коленки.
Теща завизжала так, как, наверное, не визжал сам этот маленький поросенок в последние минуты своей жизни.
С резвостью, которую трудно было ожидать в женщине за сорок, она со сноровкой стриптизерши стала сдирать с себя
пропитанные раскаленным жиром и оттого невыносимые колготки...
И тут появилась молодая. Она шла по коридору, и духовки ресторанной кухни подсвечивали ее сзади адским пламенем.
Ее ножки, видные сквозь полупрозрачное платье, из-за огромного живота казались тонкими, как спички.
Изнуренная последними днями беременности, она двигалась тяжело и враскачку, как капитан Флинт по палубе своего
пиратского фрегата. А в ее правой руке был крепко зажат огромный разделочный нож.
Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Что было дальше – я не знаю. И врать не стану.
Увидев нож, я тихо сполз со стула и незаметно, прикрываясь подружкой (нет, я не трус, просто говорят
– я точно это где-то читал, – что колюще-режущие раны на женщинах заживают быстрее), выскользнул из зала.
А молодым остается только пожелать жить долго и счастливо. Если, конечно, еще одно сказочное пожелание –
умереть в один день – не сбылось для них прямо тогда же, в день их свадьбы.

- Нарушаем, Сергей Андреевич. Через «сплошную» развернулись, требования знака не выполнили. И все это на мосту.
Пройдемте, - и капитан понес документы к своей машине. Самое обидное, что даже возразить нечего, а потому,
усевшись на пассажирское сиденье полицейской машины, я спросил: - Сколько, капитан?
- Сергей Андреевич, теперь все не так просто. Вы нарушили три пункта правил, и по новому законодательству я не могу
от вас брать деньги за столь серьезный проступок. Мы составим протокол, и решение будет принимать суд.
Час от часу не легче. Надо будет потратить выходной, отсидеть в очереди со старухами, торгующими у вокзала
самолепными пирожками, торговцами цветами и прочей социально неопасной публикой. И я предпринял еще одну
попытку смягчить сердце капитана. - Неужели такие тяжелые нарушения? Никак разойтись не получится?
- Ну-у-у-у… если так, - капитан закатил глаза и предался мечтаниям. - Нет, таких денег у меня нету.
Капитан обиделся и снова застрочил в протоколе. - А знаете, - вдруг «понесло» меня, - зря пишите.
Капитан недоверчиво на меня покосился.
- Вышел новый закон, и теперь за серьезные нарушения сотрудников ДАИ обязали расстреливать нарушителей на месте.
Лицо капитана вытянулось и он перестал писать. - Где это вы слышали?
- Вчера по 5 каналу передали, Рада утвердила,- закрепил я успех.
Капитан отставил ручку и растеряно мял пальцами протокол: - Как же это расстреливать-то?
- Понимаете, статистики подсчитали, что количество погибших в авариях явно превышает расход людей во время войны.
Вот и решили, что если отстрелят злостных нарушителей, людей гибнуть меньше станет. У вас есть пистолет?
Капитан провел рукой по поясу и растеряно пробормотал: - Нету.
- А как вы собираетесь выполнять свои обязанности? Капитан минутку подумал и схватил рацию.
- Днестр, ответь Буруну. - Днестр слушает, - заскрежетало в рации.
- Здесь нарушитель говорит, что Рада приняла закон, по которому мы теперь их расстреливать без суда и следствия можем.
В рации что-то пищало, скрипело, а потом вдруг голос произнес:- Он сам просит его расстрелять? Пьяный, что ли?
- Трезвый. Говорит, что платить нечем. - Ну, таких точно стрелять нужно, - и голос пропал в скрежете помех.
Капитан перевел растерянный взгляд от рации на меня: - Вот видите! Коллега подтвердил. Какие проблемы, капитан?
Займите у кого-нибудь на полчаса табельное оружие. Когда исполните гражданский долг, отдадите. Потом патрон вернете.
По лицу капитана пробежала целая гамма эмоций: - Знаете что, Сергей Андреевич, езжайте-ка вы отсюда.
Но меня было не остановить:- Капитан, я нарушил правила и готов ответить по всей строгости закона. Я полностью в вашем распоряжении и никуда не поеду. Выполняйте свой долг.
Я взял микрофон рации, всунул в руку капитану и нажал его пальцем тангенту:
- Просите у кого-нибудь пистолет на полчасика. Ну же, смелее… - зашептал я, видя нерешительность собеседника.
- Говорит Бурун, - неуверенно начал капитан,- я в сорок первом квадрате, кто рядом?
Отозвались двое: - Я пятнадцатый. - Здесь двадцать первый, что случилось?
Капитан глубоко вздохнул, и, отсекая в себе человеческое, медленно с расстановкой произнес:
- Мне нужен на полчаса пистолет.
- Здесь двадцать первый. Никак нарушителя пристрелить собрался?
- Я пятнадцатый. Мне Днестр говорил, будто закон новый вышел.
На капитана было больно смотреть. Передо мной сидел усталый человек, озабоченный свалившейся на него проблемой.
- Вот видите, капитан, все уже в курсе, а вы сомневались.
Он снова поднес ко рту микрофон:
- А куда машину его девать?
- Я пятнадцатый. А что машина, хорошая?
Капитан посмотрел в мой техпаспорт: - Бэха, семерка. Пять лет.
- Здесь двадцать первый. Бурун, ты не горячись, машина, наверное, в доход государству пойдет. Вызовешь эвакуатор,
пусть на арестплощадку свезут.
- А труп куда? - лицо капитана уже пошло красными пятнами, он, похоже, осознал, что хлопот значительно больше,
чем виделось вначале.
- Здесь пятнадцатый. Труповозку вызовешь, пусть сами разбираются.
Вдруг эфир прорезал ясный и четкий командный голос: - Здесь дежурный. Что у тебя стряслось Бурун?
- Нужно расстрелять нарушителя. - А-а-а, это ты Яшин? А утопить его не пробовал?
Капитан растерялся: - Так ведь лед, товарищ майор. - А ты его в прорубь.
Капитан сомнением осмотрел мои габариты: - Не пролезет он, товарищ майор, большой очень.
- Хватит! Прекратить болтовню в эфире. Приступайте к несению службы, после дежурства зайдете ко мне.
На капитана было больно смотреть:- Вот видите, от вас сплошные неприятности. Забирайте свои права и уезжайте отсюда.
И чтоб я вас больше не видел!Последнюю фразу я уже слышал вослед, садясь в свою машину.
И не собираюсь я больше тебе попадаться. Глядишь, как бы и на самом деле Дума не осчастливила полицию новым законом.
Чем черт не шутит.

Островов там - что пшена рассыпанного на штурманской карте.
Работали, работали и вот, беда! Закончилась пресная вода. А опреснительные установки работают только при движении
судна. Что делать? На экономичном режиме расхода воды посидели. 15 минут утром и 15 минут вечером живительная влага
для « чисто помыться» текла неуверенной струйкой из крана. А хитрые штучки в океан ещё опускать и опускать…
В конце концов, не людоеды же с дикарями вокруг живут. Связались с ближайшим обитаемым островом.
Заходим в порт- не -порт, но причал имеется. В принципе - штатная ситуация. Любое судно, любого государства может
запросить помощи в случае необходимости. По морским законам - отказа быть не может. Ситуация - то штатная, повторюсь,
но на борт поднимается целая делегация разодетых и разукрашенных аборигенов и просит аудиенции с капитаном…
Долго они заседали. Экипаж был в недоумении. Всего и делов - скинуть питьевые шланги и качай.
Через два часа делегация удалилась, а капитан по громкой связи попросил всех собраться в кают- компании.
Такого его моряки ещё не видели. Глаза встревоженно - шальные, взъерошенные волосы и нервная жестикуляция.
Предупреждает о серьёзности ситуации и просит экипаж со всей ответственностью и пониманием отнестись к
сложившейся ситуации. - Ну всё! Приплыли! Война что - ли? Время то тревожное было…
Но серьёзность ситуации была в её несерьёзности… Запутались?
Короче… Оказывается, на острове существовала серьезная демографическая проблема. В виду его ограниченных размеров, рождающиеся дети имели отклонения в развитии и проблемы со здоровьем. Вырождение - по нашему.
И король этого острова ( а это он был со свитой в делегации), просто умалял капитана отпустить экипаж на две недели для
« достойного отдыха», в замен пообещав завалить судно фруктами, провизией и подарками от киля и до клотика…
Не забывайте, какое время было! За «морале!» можно было и по «облико» получить. Отчет о каждом повороте штурвала!
« Так что, две недели я вам дать не могу, но недельку отдохнуть можно…» - выдал капитан своё вымученное решение.
Да, сюжет достойный хорошего сценария. Отдохнул экипаж, «пережидая жестокий шторм» для отчетности на базу флота…
Встречали удивительно! Кормили и поили при этом так, что состояние было фантастическое. Экология , наверное…
или подсыпали чего…И женщин, как выяснилось, подбирали специально молодых и красивых. Ничего не поделаешь!
Королевская воля! Решалась судьба народа!Постарался экипаж! Не посрамил гордого звания Советского моряка!
Уж чего, чего, а это мы за всегда рады помочь братскому народу…Решить любую демографическую проблему на таких
человечных условиях. Не обманул Король. В продуктовых камерах место для всего фруктового богатства не хватило и
ящики распихивали где только можно. И отработал экипаж этот длинный полу-годовой рейс. И фруктов заморских наелись
на пол-жизни. И вернулись домой. И не стуканули даже штатные «барабанщики,» ибо удержаться от такого подвига смог
бы только представитель мужского пола с отсутствием первичных половых признаков. На это и был расчёт капитана.
Всё прошло чики- чики! И всё бы ничего, но додумался этот счастливый король, в порыве благородном отстучать ........му! …
И отстучал… В Москву!!!! Медузы ему во все шпигаты! С безмерной благодарностью геройскому экипажу от трудового народа солнечного острова! С описанием беспредельного подвига!!! С убедительной просьбой к руководителям государства отметить
наиболее отличившихся!… Поименно…! Туда его со всей королевской свитой!
И отметили! Как просил, прости господи, Король. И полетели буйны головушки…А хотели-то, как лучше…
И как ты там теперь, далекий остров?…

За те 4 месяца, что эта не умеющая молчать женщина, живёт у нас, моя голова опухла от обилия ненужной информации,
а на языке скоро появится мозоль от необходимости отвечать. В её присутствии я видела один возможный плюс:
помощь с ребёнком.Но, как оказалось, свекровь приехала вовсе не для этого. Своё присутствие в нашей квартире она
воспринимала как отпуск: полный пансион, обслуживание по высшему разряду — трансфер и развлечения, да ещё и
над невесткой можно позубоскалить. В глазах свекрови — отпуск мечты.
Я — неконфликтный человек, мне проще сделать так, как меня просят, чем отстаивать свою точку зрения посредством
конфликта. В каком то смысле, свекровь не зря считает меня тютей. Я никогда с ней не спорю, даже тогда, когда
Тамара Иосифовна сама понимает что несёт чушь.И раз она считает, что её сын должен есть на завтрак только ненавистную
им яичницу, значит я буду готовить мужу яичницу, пока свекровь гостит у нас дома.И то, что муж завтракает через силу
— это проблемы мужа, ведь он в любое время может попросить свою маму не лезть ко мне со своими поучениями на счёт
завтрака. А раз его всё устраивает — зачем мне раздувать конфликт.
Единственное, что я готова отстаивать несмотря ни на что — воспитание дочки. О чём свекрови было сообщено ещё во
время моей беременности. Как ни странно, свои порывы покритиковать меня как мать, свекровь сдерживает.
Зато во всём остальном она расходится не на шутку.За 4 месяца жизни под одной крышей, свекровь допекла меня до такой
степени, что я начала задумываться о переезде к родителям на то время, пока Тамара Иосифовна находится в нашем доме.
Я и намёками к ней, и в открытую спрашивала, когда она уже к себе вернётся, в ответ я слышала:
— Ой, не знаю насколько всё затянется. Цвет в каталоге был один, а покрасили — совсем другой, мне не нравится.
Переделают — я съеду от вас.— Они так криво положили плитку, пьяные, наверно, были. Уволила их, вот, других рабочих
найду, они всё доделают и я съеду.— Представляешь, унитаз ещё не привезли. Привезут — я сразу съеду.
А то как я там, без унитаза? И таких отговорок было много. Однажды свекровь мне заявила:
— Ты даже не представляешь, как тебе со мной повезло. А знаешь, какая у меня свекровь? Мегера, каких свет не видывал.
До сих пор её побаиваюсь, хоть и не девочка уже давно. Изводила меня, как могла.
Издевалась, как хотела — никто ей был не указ. Брр, как вспомню, аж потряхивает.
Сама того не подозревая, свекровь подкинула мне отличную мысль: у кого есть управа на свекровь?
Правильно, у свекрови. Я, не долго думая, позвонила и пригласила к нам в гости на недельку бабушку мужа — свекровь моей свекровки. Вот только предупредить о гостье мужа и его маму, я совсем запамятовала.
Утро, муж на работе. Моя любимая свекровь в очередной раз льёт мне в уши советы по обхаживанию её драгоценного сыночка.
Звонок в дверь. Тамара Иосифовна, прищурившись, спрашивает:
— Ну, и кого ты ждёшь? Кто к тебе ходит, пока муж на работе? Ты — мужняя жена, помни об этом!
Свекровь двинулась открывать дверь, радостно потирая ручки в предвкушении стоящего за дверью мужчины.
Открыла она со словами:— Ну, и кто тут у нас к замужним женщинам ходит?
— О, Тамарка! 5 минут назад о тебе думала: мимо помойки шла — сразу про тебя вспомнила. Ну, чего смотришь?
Пошли, чай мне сделаешь. Я тортик принесла. Только тебе не дам — вредно. Хотя, твоей фигуре уже ничто не поможет,
так и быть — угощу кусочком. — лицо бабушки мужа аж светилось от удовольствия, она не видела свою невестку уже
несколько лет. И — вот совпадение — в тот же день ремонт дома у Тамары Иосифовны закончился.
Она спешно собрала вещи, попрощалась и отбыла восвояси.
— Спасибо, большое Вам спасибо, что приехали! — со всей горячностью я благодарила бабушку мужа.
— Я Вам сейчас бельё поменяю, в гостиной расположитесь.
— Нет, нет, я не останусь. Я же знаю, зачем ты меня позвала — Тамарка тебя достала. Я своё дело сделала, давай, пои
меня чаем, да поеду я. Если что — обращайся! — лукаво улыбнулась мне бабушка моего мужа.
В будущее я теперь смотрю с оптимизмом — предстоящие визиты свекрови меня больше не пугают и не приводят в ужас.
Ведь у меня есть важный стратегический союзник — свекровь моей свекрови.