В 2001 году минский психиатр Дмитрий Щигельский, дополнив своими наблюдениями выводы коллег, опубликовал "Историю болезни Александра Григорьевича Лукашенко".

"Анализ личности Лукашенко обнаруживает ряд признаков, характерных как для параноидного, так и для диссоциального расстройств личности при наличии стержневой сверхценной идеи собственной значимости, аффективной логики, склонности объяснять события в мире исходя из "заговорщицких" намерений без достаточных на то оснований, подозрительности, равнодушия к чувствам других людей, склонности к манипулированию ими, низкой толерантности к фрустрации и низкого порога агрессивного поведения, включая насилие, неспособности к переживанию вины и извлечению пользы из неблагоприятного опыта. Указанные особенности тотальны и определяют весь психический облик данной личности".

Все эти черты можно обнаружить и в поведении Лукашенко во время продолжающегося сейчас политического кризиса в Беларуси.

Дмитрий Щигельский после публикации своего исследования был вынужден покинуть Беларусь. Он поделился с Радио Свобода своими размышлениями о душевном недуге Лукашенко.

– События последних дней подтверждают диагнозы, которые были поставлены много лет назад?

– Вся его жизнь подтверждает. Просто в последние дни это увидели все. Всё приобрело настолько гротескный, очевидный даже для неспециалиста характер, что сейчас это стало общим местом.

– Документалист Юрий Хащеватский говорит, что Лукашенко сильно изменился с 90-х годов, и главная перемена в том, что резко выросло его презрение к людям. Согласитесь с этим?

– При всем уважении к Юрию Хащеватскому, не соглашусь. Его отношение к людям не менялось со времен его молодости. Просто он стал его меньше скрывать. Личность человека проявляется в нескольких обстоятельствах – это война, тюрьма, власть, деньги, экстремальные ситуации, стихийные бедствия. В остальное время сущность человека замаскирована наносным: воспитание, принятые нормы в социуме. Пока человек не попал в стрессовую ситуацию, его личность не раскрывается. Отношение Лукашенко к людям, отсутствие сопереживания для специалистов было заметно всегда, просто сейчас обвалилась штукатурка пиара, макияж политтехнологов, которые с ним работали. Ничего нового с ним не произошло.

– Есть кто-то, кого он в самом деле любит и ценит? Младшего сына, например?
– Колю – да. Знаете, был такой персонаж Адольф Гитлер, он овчарку Блонди очень любил. У таких личностей может возникнуть, особенно в позднем периоде, довольно сильная эмоциональная привязанность. Как правило, это один объект. Эмоциональные связи с другими людьми не носят устойчивого характера. Рядом с ним мелькают женщины, их много, они меняются, а рядом никого не остается. У него была жена, у него всегда было много любовниц, но он никогда особо женщин не любил. С женой жил, потому что положено – партия, директор совхоза, хозяйство, – но глубоких эмоциональных отношений не было. Как только он стал президентом, он уехал в Минск, а она осталась. У него была еще глубокая эмоциональная привязанность, как это ни странно, к теще. Мать его жены была его учителем в школе.

– Я общался с его односельчанами. Они перечисляли: с той тогда, с той тогда, потом посмотри, как они сделали карьеру, когда он стал президентом. Интересно, что в народной ментальности ему это скорее в плюс говорят: ни одну не забыл и всех поднял.

– Секретарь обкома, когда к нему пришел Лукашенко и объявил, что хочет стать председателем колхоза, отправил его на психиатрическое освидетельствование. Сразу же разглядел, что перед ним нездоровый человек. Но тем не менее миллионы людей оказались им загипнотизированы. Как это произошло?

– Я попал по распределению работать в могилевскую областную больницу, и там были врачи, которые его принимали. Они мне описывали эту ситуацию. Секретарь обкома немножко испугался: приходит к нему человек, патриотичный, убежден в идеалах коммунизма, но он выпускник исторического факультета пединститута и требует назначить его председателем колхоза. В советской системе это требование выглядит абсолютным нонсенсом. Врач, который тогда его принимал, говорит, что Леонов просто офигел и пытался ему объяснить, что ты должен работать в школе или что-то смежное, связанное с историей. Но Лукашенко не мог успокоиться, и Леонов просто вызвал охрану, а охрана не знала, что с ним делать. Антисоветских лозунгов не выкрикивает, за КПСС, за Советский Союз, но хочет быть председателем колхоза. Они логично поступили, как мне кажется, не в тюрьму же его отправлять, согласитесь.

Почему народ загипнотизирован? Похожие расстройства личности были у целого ряда исторических персонажей. Есть целое направление в психиатрии, которое занимается изучением таких людей. Многие считают, что похожая картина была у Адольфа Гитлера, который тоже обладал харизмой, был прекрасным оратором, под его гипноз попали немцы. Психопатия – конкурентное преимущество в борьбе за власть. Если человека ничего не сдерживает, ему никого не жалко для того, чтобы идти наверх любыми средствами, если человек никому не верит и готов кого угодно подозревать – это ведь плюс, а не минус. Мне рассказывали люди из ближайшего окружения Лукашенко, что у него животное чутье на конкурентов. Зачастую даже до того, как у человека появляются мысли о том, чтобы побороться за какой-то более высокий пост, Лукашенко это чувствует. Для удержания власти это хорошо, потому что он отсекает всех конкурентов еще до того, как они стали конкурентами.

– Некоторых физически уничтожил.

– Физически уничтожил тех, которые уже были конкурентами, а я говорю про людей, которые были абсолютно к нему лояльны. Он чувствует, что у них появятся эти мысли, до того как они сами это почувствовали.

– Как медиум?

– Я думаю, у него нет сверхъестественных способностей, просто обостренная подозрительность. Он реагирует на определенные изменения того, как человек держится, как интонирует речь, как двигается. Тот еще сам не осознал, что у него есть политические амбиции, но они уже есть внутри него, и это находит проявление во внешних признаках. Лукашенко, как человек наблюдательный и с прекрасной, просто феноменальной памятью, смотрит на всех и по мельчайшим признакам считывает, словно открытую книгу.

– В точности как Сталин.

– Какой диагноз Сталину поставил Бехтерев? Параноик. И здесь мы имеем параноидное расстройство личности, то есть фактически это один и тот же диагноз. Если бы Сталин не избавился от всех конкурентов, он бы никогда не смог сконцентрировать такую власть в своих руках. С Лукашенко та же история. Мы сейчас смотрим на Лукашенко в 2020-м, но нужно вспоминать Лукашенко 1994-го, когда у него и близко не было такой власти. Был Верховный совет, была независимая судебная система, был Центризбирком.

– Но он мгновенно расправился со всеми.

– Где-то к 2000 году. Есть еще несколько смертей, которые обычно не упоминает белорусская оппозиция. Я думаю, что когда-нибудь по ним будет проведено следствие. Они могли быть естественными, а могли и нет. Не исключаю, что просто научились работать тоньше, поняв, что за грубую силу слишком дорого приходится платить.

– Научились у ГРУ методам отравлений?

– Скорее, Россия учится. Если сравнить динамику развития политической системы и становления диктатуры в Беларуси и в России, вы увидите, что Беларусь впереди, а Россия часто следует за ней. Не Лукашенко учился у Путина, а, скорее, Путин учился у Лукашенко. Но есть разница: у Путина при всех его недостатках я не вижу таких болезненных черт.

– Если мы говорим о том, что Лукашенко психически нездоров, можно ли сказать, что он невменяем?

– Он однозначно вменяем по белорусскому законодательству. В Беларуси мне не известно ни одного случая, чтобы расстройство личности было признано достаточным основанием для признания человека невменяемым. Если человек вменяем, осознает характер своих действий, может понимать последствия, соответственно, он подлежит суду.

– Сейчас в Беларуси многие этого суда ждут и думают, что диктатуре придет конец со дня на день. Знаю, что у вас другая точка зрения.

– Откуда берутся эти оценки? Во-первых, экстраполируется опыт падения прошлых диктаторских режимов на режим в Беларуси. Людям хочется, чтобы так произошло, поэтому они замечают успешные кризисы, когда революция случилась и диктатор ушел, и игнорируют неуспешные. Во-вторых, они склонны считать, что все диктаторы одинаковы. Но это не так. Лукашенко не совсем такой, как, например, Янукович. Он будет идти до конца. Власть, ее атрибуты – это самое важное, что есть в жизни Лукашенко. Он готов бороться, у него параноидная картина мира. Он считает, что борется с агрессией: всякие непонятные ........-каналы, которые с помощью новейших технологий влияют на подсознание людей, программируют, делают их марионетками. Эти марионетки в интересах зарубежных сил борются с несчастной Беларусью, а он такой былинный герой, который должен ее защитить. Его окружение часто начинает разделять его картину мира, начинает в это верить, полностью попадает под его влияние. У нас часть страны живет в выдуманной реальности, где суперподготовленные специалисты с помощью всевозможных методик, гипноза, нейролингвистического программирования промывают мозги белорусам через интернет и делают их пешками, которые используются в борьбе против страны, а страну защищает Лукашенко и его режим.

– Вы считаете, что это похоже на то, что происходит в Венесуэле, где диктатура, несмотря на массовые протесты, устояла?

— Моя давняя идея состоит в том, что нам нужно очень внимательно следить за Венесуэлой, потому что, может быть, революция, которая не закончится ничем, застынет в равенстве сил. Мы будем иметь народное хозяйство, экономику, социальные и политические отношения, которые все больше будут архаизироваться и примитивизироваться.

– Как после стольких лет диктатуры в Беларуси возникла революционная ситуация?

– С 2011-го до 2017-го был период, когда оппозиция стала уделом очень убежденных людей, которые фактически жертвовали на это жизни. У оппозиционера не будет работы, не будет нормальной жизни, его будут штрафовать, он будет периодически попадать в тюрьму. Остальная часть населения была вне политики. Зарплата есть, телевизор есть, на отдых съездили, все хорошо. В 2017 году был принят декрет о тунеядстве, вот тогда возник первый всплеск протестного движения. Социальный протест затронул ту группу, которая не была политизирована. У Лукашенко был общественный договор с гражданами: я обеспечиваю вам более-менее нормальную жизнь – вы не лезете в политику. Когда он залез в частную жизнь граждан, начался процесс политизации. Вторым моментом стал ковид, когда Лукашенко грубейшим образом ошибся, проигнорировал проблему. Его неадекватность для многих белорусов стала заметна, когда в марте-апреле в разгар эпидемии он стал говорить, что ничего не происходит. Потом началась избирательная кампания с провокациями, отказами в регистрации, арестами. Все это приобрело гротескный характер. И последняя капля – это ночи насилия. При этом насилия в значительной степени бессмысленного, иррационального. Месили всех подряд, зачастую людей, вообще не принимавших участия в протестах, которые просто проходили рядом, оказались в неправильное время в неправильном месте. Человек идет с работы, вообще ни сном ни духом про протесты, а его забирают.

– Вы говорили, что в экстремальные моменты человеческая сущность раскрывается. И вот в правоохранительной системе обнаружилось столько садистов.

– Это не так. Если вы поговорите с ветеранами белорусской оппозиции, вам расскажут, как в конце 90-х происходило ровно то же самое. Только тогда ОМОН заставлял петь не гимн, а "В траве сидел кузнечик". Людей складывали штабелями, так же жестоко избивали, заставляли извиняться. Просто не было интернета, это не пошло в средства массовой информации, это не носило столь массовый характер, но действия ОМОНа ничем не отличались по степени жестокости. А началось всё с убийств политических оппонентов Лукашенко. Сотрудники силовых структур, ОМОНа, СОБРа поняли, что можно всё и ответственности нет. Лукашенко сказал тогда: это мои люди. За 20 с лишним лет ни один омоновец за насилие, за садизм при разгоне протестных акций не был даже премии лишен, не то что осужден. При этом им постоянно промывают мозги. Я общался с людьми, которые проходили службу в таких подразделениях. С ними долго, профессионально, грамотно работали психологи, у них вырабатывали особый взгляд на мир. Они считают себя особой кастой, которая стоит над законом. Это правда: закон по отношению к ним не работает. Они думают, что охраняют несчастный белорусский народ, как пастухи, пасущие стадо, для его же блага. Они в это верят, считают себя таким рыцарским орденом.

– То есть параноидальная картина мира, которая есть у Лукашенко, транслируется.

– Совершенно верно: транслируется на его подчиненных, и все это идет 26 лет.

– Стало быть, он свел с ума многих людей?

– Нельзя сказать, что эти люди сошли с ума, у них просто искажено восприятие реальности. Знаете, человеческая психика – штука очень прочная. Если уйдет эта постоянная пропаганда и обработка, то, я думаю, очень многие быстро вернутся в нормальную реальность.

– Нельзя сказать, что один безумец свел с ума всю страну?

– Нет, он исказил взгляд на реальность, картину мира у части страны. А сейчас я бы предостерег общество от эйфорического взгляда на ситуацию. Я буду счастлив, если он соберется и уйдет. Но не думаю, что у него появится совесть, это крайне маловероятно. Надеюсь, что среди его окружения есть люди, которые поймут, что Лукашенко в таком состоянии, что он может просто поджечь страну. Он готов сейчас ради сохранения власти на что угодно, вплоть до объявления войны, чтобы через внешнего врага объединить народ. Надеюсь, что найдется кто-то, кто сможет его остановить. Боюсь, что у нас будет затяжное противостояние, и это противостояние может стать кровавым. Никогда не думал, что буду обращаться к офицерам Комитета государственной безопасности, службы охраны президента, но я хотел бы, чтобы они вспомнили, что присягу они приносили белорусскому народу, а не Александру Лукашенко. И удержали его любыми способами от того, чтобы поджечь страну и залить ее кровью. Ситуация, на мой взгляд, в Беларуси крайне опасная.